[gekkoo]

Название: Кто какие видит сны ( или Ока-санн)
Фендом: Наруто

Я всегда считал, что если человек смотрит в одну точку, то ничего странного в этом нет. Он заворожен, не может оторвать взгляда, может так же просто задуматься. Разве плохо задумываться?
Я всегда считал, что если на тестах кто-то блуждает взором по потолку слева направо, то он размышляет и вспоминает. Признаюсь, я основываюсь на своих же впечатлениях.
Теперь я, возможно, открыл еще одну тайну. Если человек беспричинно смотрит на людей за жалюзями окон, на машины, противоположный дом, дорожки под листвой и черным забором, ему просто грустно и нечего делать. Хочется ведь сделать хоть что-то полезное, поэтому человек ходит из комнаты в комнату, пристает к подушкам и, если попадется, к кошкам, собакам, рыбкам. Какая там еще живность? Попугай.
Это самое бесцельное времяпрепровождение. Самое бесполезное. Потому что в такие моменты кажется, что серьезные дела, как работа, учеба, тебя не касаются. Пока не касаются, только не сейчас. Потому что в такие моменты кажется, будто все слова сказаны, а впечатления и чувства исчерпали себя. Если можно так сказать.
Если быть точнее и честнее, то для человека все книги перечитаны, а стопка новых его не касается, для него нет прохладного душа, нет игр на приставке, нет музыки, что бы его успокоила, нет манящей кровати и любимых фильмов.
А если такого пустого времени так много? Если распорядок дня расписан по минутам?
С утра всеобщий сбор, который растягивается от армейских пяти минут до пары часов. По пятам идет институт, если быть точнее, гора не пускается к Магомету бегом, а это он каждый день опаздывает к ней. Таких Магометов у меня пятеро. Один лучше другого.
У горы каждый день меняется настроение, как и у Магометов. Иногда он хочет мило побеседовать, а иногда плюет на все и идет чифирничать к соседнему дереву. Чаще пятеро моих друзей так и поступают, утягивая и меня.
После горы либо бильярд либо боулинг. Какой мужчина не любит катать шары? Мои Магометы напиваются и все естественно виснет на мне, на Матери этих пятерых пророков.
Потом долгие уговоры мирно сойти в люльку. Утешения, убеждения, угрозы.
К тому времени, как все закончится, уже прокрадывается ночь, и не остается ничего, как постоять часок на балконе, вдыхая ее запах, и наслаждаться рыжим кругом от фонаря, синим небом, всегда поддернутого у самого края красным и желтым заревом от фонарей на вышках.
Зимой постоянно замерзаешь, хоть я и упрямо простаиваю положенный час, а потом иду на кухню. Завариваю себе травяной чай. Смородина, мята, малина, яблоко. Травки, сушеные травки. Лимона можно. Отключаю свет, а потом забираюсь на угловой диванчик, протянув ноги на перпендикулярную сторону, с наслаждением потягиваюсь и, осторожно отпивая чая, – ненавижу горячее, а разбавлять такой чай совсем неохота – читаю с электронной книжки.
Ноги затекают, и из положения сидя я ложусь. Изгаляюсь на диване как могу. И ноги на спинку закидываю, и головой вниз свисаюсь.
Всегда в кружке остается один глоток и к концу ночи он остывает. Один из моих подопечных взял в привычку выпивать этот горький и холодный чай. Говорит, что это его бодрит лучше душа. А перед этим его еще надо разбудить.
Пока не разбужу, никто не встанет. Здесь начинаются и заканчиваются мои обязанности. А потом все начинается по кругу.
Ценю ли я собственное время больше чем сон? Конечно же. Жалею ли себя, когда лишаюсь хоть одного? Естественно. Но что делать тому, кого мучает бессонница? Жалеть себя постоянно я не собираюсь, увольте. Любовь к книгам пришла вместе с моей бессонницей, так что она есть благо. Чем не наглядный пример для правды жизни?
Судьба отбирает у нас что-то, но дает другое взамен. Моя бабушка говорит, если случалось что-то плохое: «Ты вчера смеялся, поэтому и случилось. Не смеялся бы…».
Буду честен, эту фразу я до сих пор считаю бредом. Нельзя смеяться? А улыбаться тоже нельзя? Но из раза в раз эта происходит одно и то же, и остается только скрежетать зубами от злости.
Времени слишком много, поэтому взгляд бесцельно тянется к людям за жалюзями окон, к машинам, соседнему дому, к дорожке под листвой деревьев и черным забором, а под кожей берут свое мурашки одинокого холода.
Тонкие пальцы не хотят греться под нежным одеялом, туманные, серые ока не хотят искать такие же голодные глаза, поэтому терзают книги по листочкам, на строки и буквы, а насыщаются только со слепящим кругом над крышами.
Ну что ж. Легко спрыгиваю с дивана, ободравшись заодно об угол стола, втягиваю через зубы воздух, стою полминуты, и, растирая бок, выглаживая из него боль, иду в спальни. Шесть людей, вместе со мной, и три кровати. Мама идет будить.

Мышцы на ногах сократились, отчего, взбрыкнув, кажется, заехал Наруто по коленной чашечке. А тот взвыл сразу, но успокоился: привык за три года. Он тут же уснул, отвернувшись. Господи, подари на День Рождения такую же выдержку.
Голова все болела. Опять все было как в тумане. Тело реагировало само и ежедневно проводило этот ритуал – поднять Саске за пять минут до будильника посредством сокращения мышц. Любимый хозяин должен очнуться от своего дурацкого, очередного, слишком реалистичного сна, скинуть с себя дымку другого мира, в котором побывал, и с будильником начать свою жизнь. Настоящую.
Саске схватил за ежедневником и красной ручкой, вечной спутницей месяцев в этом ежедневнике. Перевернулся на живот, пухлую книжку со своими записями положил на подушку и рядом вытянул руку, неловко на нее положив голову. Пишет красными чернилами свой сон. Пять минут прошли под свист Наруто и храп из соседней комнаты.
За пять минут до будильника открылись шторы и на фоне жгучего солнца через окно наконец видится человек. Чуть голубые волосы. Подошел к их с Наруто кровати.
- Опять красные чернила? Хочешь я подарю тебе набор гелевых ручек?
Саске осмысленно смотрел на него, уже проснулся. Поднял голову от ежедневника и захлопнул его, ручку вложив во внутрь.
- Сейгецу…
А ранняя пташка, которая обычно страдает бессонницей, взял ежедневник из-под руки Саске, его удерживающей, отложил на тумбочку и, сев на корточки у постели, обнял Саске за шею. Сегодня ему было лень самому тянуться за ним. Насильно мил не будешь. Поэтому Сейгецу потянул Саске на себя.
- Что сегодня снилось?
- Что был один и было больно. Что болел и горел от злобы. Больница снилась. Тунели разные.
- Мм, сегодня что-то не интересно, Саске.
Брюнет дернул плечами, уткнулся в шею друга.
- Саске, ты знал, что мы все болеем? Мы болеем своей фантазией. Мы ее выплескиваем, а другие смотрят на это. Чем-то на порнографию похоже, не правда ли? А они смотрят на этот выброс и радуются. Думают, как классно написано, какой интересный сюжет, какая красивая картина, какое дивное сочетание красок. Как все хорошо спланировано… И радуются, что подхватили чью-то болезнь. Саске, записывай все, мечтай о чем-нибудь перед сном и увидь это во сне, потом запиши. Помни, что живы только те произведения, в которые веришь сам.
Сейчас Сейгецу повторял слово в слово то, что шептал ему на ухо и в первую встречу. Саске, как слепой котенок, тянулся за Сейгецу, рука которого постоянно выскальзывала из хватки Саске от мокрого пота и страха темноты перед глазами. Этот ритуал повторялся каждый день и из жизни ускользало еще пять минут. Мелодия будильника уже вызывает тошноту и панику в обычной жизни.
За это время успевает отлежать свое «еще пять минуточек» Наруто, а Неджи, слушая этот разговор, думал, как же ему «повезло» с соседями, день за днем, год за годом, но сегодня вдруг вмешался.
- А что делать с теми, кто все видит и чувствует, но заперты в себе и не могут выплеснуть?
Было бы глупо думать, что это он о себе. Сейгецу не задумывался, просто медлил с ответом, но был резок в нем. Не встречал таких людей, и сам такого не испытывал. Размокнув объятия, оставил ежится от холода Саске, встал с корточек.
- Я мог бы сказать, что они гниют, пожирает изнутри их же фантазерство, они могут вырастить в себе прекрасный цветок, но быть в этом очень тихими и осторожными. Последовательными. Таких не сразу заметишь. Мы с вами относимся к творческой братии и у каждого из нас есть такая мысль, что другие, неодухотворенные, хуже. И мы знаем, что дух есть даже в тупом стаде людей. Это я так… разговорился.
С Сейгецу было невыносимо смотреть фильмы. Феноменальная интуиция портит настроение. Знал все схемы, выбирал четко, доверившись сердцу, гулу души и капле ума, выбирая правильные ответы из тысячи. А так же не умел держать язык за зубами, выбалтывал. Шика тоже все знал, но был намного сдержанней.
Порой его интуиция умирала вместе с хозяином. Бывало на полгода и тогда он молчал. Порой его прогнозы не сбывались. Он еще не на столько понабрался опыта, не на столько развит и выбивался из маленького кружка в шесть человек, хоть и был с ними.
Наруто давно уже потер глаза ладонью, широко зевая, и ушел в ванную. Он первый в очереди.
За стенкой, в комнате без двери, все еще спали два парня, Шика и Гаара, но как только приходил Сейгецу с двумя крышками из алюминия и хлопал ими над самым ухом, те вскакивали на кровати. Поначалу оба обливались холодным потом, но привыкли и не могли без этого проснуться. Правда, будил их Сейгецу через полчаса после будильника, раньше было бесполезно. Их тела объявляли байкот и не желали просыпаться.
Через эти полчаса в квартире с тремя двухместными кроватями и сиротливой ванной начиналась возня: все носились по комнатам, уже научившись изворачиваться, чтобы не столкнуться и не прервать кропотливую работу каждого муравья и не сбить тропу другого. Пару раз все же натыкались друг на друга и это переросло в потасовку. Все ходили две недели в бинтах, и еще месяц в пластырях.
«А нечего было ковырять!» - кричал на них Сейгецу.
Катастрофы у них случались не часто. Нет, ни драки, ни ссоры. Сейгецу иногда засыпал и никто никого уже не будил.
Саске просыпался, но уже не мог вернуться из сна в реальность без тонких рук открывающих шторы. Наруто никто не бил с противным шипением. Неджи, только проснувшись, засыпал от тепла кровати. Никто не стучал двумя крышками кастрюль над ухом Гаары и Шики, поэтому те просыпали.
Неджи выныривал из сна без двадцати минут от непривычного тепла под боком. Как цепочкой беспокойство и явный неуют перебрасывались на других парней. Все, как по команде, вскакивали и бежали будить родителя, но так увлекались, что пропускали все пары.
Сейгецу спал два дня. Снова бодр и свеж, но никто не мог себя простить, что пропустил занятия, пере каждым ползал на коленях с просьбой в следующий раз уж точно разбудить. Так нужно было жить в их маленьком мирке и это был сон для Саске. Он каждую ночь мечтал, облеплял мысль фантазией, смаковал ее перед сном и видел каждую ночь сон.