Мэган Линдхольм

forum.igromania.ru/showthread.php?t=18601

Заклинатели Ветров / The Windsingers (The Ki and Vandien Quartet)
Полет гарпии / Harpy’s Flight (1983)
Заклинатели ветра / The Windsingers (1984)
Врата Лимбрета / The Limbreth Gate (1984)
Удача колес / Luck of the Wheels (1989)

Народ Северного Оленя / The Reindeer People (Tillu and Kerlew)
Народ Северного Оленя / The Reindeer People (1988)
Волчий брат / Wolf’s Brother (1988)

Другие книги
Голубиный волшебник / The Wizard of the Pigeons (1985)
Расколотые копыта / Cloven Hooves (1991)
Чужая Земля / Alien Earth (1992)
Цыган / The Gypsy (1992) со Стивеном Брастом

Робин Хобб

Сага о Видящих / The Farseer Trilogy

В трилогии о династии Видящих главным героем является бастард королевского наследника Фитц Чивэл Видящий (FitzChivalry Farseer), выросший среди слуг и, по приказу деда-короля, с малолетства готовившийся в тайные убийцы. Королевство Шести Герцогств переживает тяжкие времена, — король болен и слаб, его сыновья ненавидят друг друга, а с моря угрожают кровожадные пираты Островов, оснащенные загадочной черной магией. И именно Фитцу, одаренному Скиллом — высоким волшебством, передаваемым по наследству с королевской кровью и Уитом — запретной способностью мысленного общения с животными, предстоит спасти ситуацию, не получив взамен ни награды, ни благодарности.
Ученик убийцы / Assassin’s Apprentice (1995)
Королевский убийца / Royal Assassin (1996)
Странствия убийцы / Assassin’s Quest (1997)

Сага о живых кораблях / The Liveship Traders

Действие происходит в том же мире, в каком и «Сага о Видящих», но герои трилогии — обитатели южных побережий материка и Пиратских островов. В центре сюжета — клан Вестритов, потомственных морских торговцев, владельцев «живого корабля» Проказница.
Наследование / The Inheritance (2000, рассказ)
Возвращение домой / Homecoming (2003, рассказ)
Волшебный корабль / Ship of Magic (1998)
Безумный корабль / The Mad Ship (1999)
Корабль судьбы / Ship of Destiny (2000)

Сага о Шуте и Убийце / The Tawny Man Trilogy

Прямое продолжение истории бастарда Фитца, действие которого происходит через 15 лет после событий «Саги о Видящих».
Миссия Шута (2002)
Золотой шут (2003)
Судьба Шута (2003)

Сын солдата / Soldier Son

Не связанная с предыдущими, новая трилогия «Сын солдата» описывает жизнь Nevare Burvelle, второго сына нового лорда в Kingdom of Gernia, его подготовку и обучение в королевской академии.
Перекресток теней / Shaman’s Crossing (2005)
Лесной Маг / Forest Mage (2006)
Renegade Magic (?)

@темы: книги, Линдхольм

---

Песняры - Касiў Ясь канюшiну

Касiў Ясь канюшiну, (3 р.)

Паглядаў на дзяўчыну.

А дзяўчына жыта жала,

Ды на Яся паглядала: -

Цi ты Ясь, цi ты не, (3 р.)

Спадабаўся ты мне...

Кiнуў Яська касиць, (3 р.)

Пачаў мамку прасiць: -

Люба мамка мая, Ажанi ж ты мяне! -

Дык бяры ж Станiславу, (3 р.)

Ка сядзела на ўсю лаву. -

Станiславу не хачу, (3 р.)

Бо на лаву не ўсажу! -

Дык бяры ж ты Янину, (3 р.)

Працявiтую дзяўчыну.

Касiў Ясь канюшiну, (3 р.)

Паглядаў на дзяўчыну.

@темы: песни

---

To a Mouse

Wee, sleekit, cowran, tim'rous beastie,
O, what panic's in thy breastie!
Thou need na start awa sae hasty,
Wi' bickering brattle!
I wad be laith to rin an' chase thee,
Wi' murd'ring pattle!


I'm truly sorry Man's dominion
Has broken Nature's social union,
An' justifies that ill opinion,
Which makes thee startle,
At me, thy poor, earth-born companion,
An' fellow-mortal!


I doubt na, whyles, but thou may thieve;
What then? poor beastie, thou maun live!
A daimen-icker in a thrave
'S a sma' request:
I'll get a blessin wi' the lave,
An' never miss't!


Thy wee-bit housie, too, in ruin!
It's silly wa's the win's are strewin!
An' naething, now, to big a new ane,
O' foggage green!
An' bleak December's winds ensuin,
Baith snell an' keen!


Thou saw the fields laid bare an' wast,
An' weary Winter comin fast,
An' cozie here, beneath the blast,
Thou thought to dwell,
Till crash! the cruel coulter past
Out thro' thy cell.


That wee-bit heap o' leaves an' stibble,
Has cost thee monie a weary nibble!
Now thou's turn'd out, for a' thy trouble,
But house or hald.
To thole the Winter's sleety dribble,
An' cranreuch cauld!


But Mousie, thou art no thy-lane,
In proving foresight may be vain:
The best laid schemes o' Mice an' Men,
Gang aft agley,
An' lea'e us nought but grief an' pain,
For promis'd joy!


Still, thou art blest, compar'd wi' me!
The present only toucheth thee:
But Och! I backward cast my e'e,
On prospects drear!
An' forward, tho' I canna see,
I guess an' fear!

@темы: стихи

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

после покупки очереднего КПК дядя Леша пожелал мне его не топить. Ну что ж, я выполнила желание. Я его случайно уронила и разбила экран

---

О, черт. Зачем такое смотреть на ночь?

---

Меня озарила какая-то странная мысль. Что тетя моя похожа на Петра Ивановича Адуева. Озарила, когда она в очередной раз не дала себя обнять. Она так же умна, так же по-деловому у нее работает голова. Только Леся не мужчина и не совершит ошибок Петра Ивановича, хотя сделает свои.
Если тетя Петр Иванович, то я Александр? Увольте. Такой восторженной я была до 14 лет, тогда, наверное, были все эти "искренние излияния", когда еще была влюблена, когда были близкие друзья. А сейчас что ли не так?

По пути домой хотелось остаться в троллейбусе. Сползти по сидению, закинуть голову на спинку, смотреть на беспокойное небо. А жаль. До дома всего пара остановок.

Открыла себе новую мангу. Похожа на Ополовинчатого Принца, то не такая интересная.

---

вернулась мысленно на 2 года назад. И в мыслях я 16летняя и по настроению тоже. Иду, красивый. шестнадцатилетний

---

прочное воспоминание

"И в пролет не брошусь,
И не выпью яда.
И курок не смогу над виском нажать."

Т.С.: "Но все-таки нажал"

11 клас

---

Северянин - Ноктюрн

Месяц гладит камыши
Сквозь сирени шалаши...
Всё - душа, и ни души.

Всё - мечта, всё - божество,
Вечной тайны волшебство,
Вечной жизни торжество.

Лес - как сказочный камыш,
А камыш - как лес-малыш.
Тишь - как жизнь, и жизнь - как тишь.

Колыхается туман -
Как мечты моей обман,
Как минувшего роман...

Как душиста, хороша
Белых яблонь пороша...
Ни души, и всё - душа!

Декабрь 1908

@темы: стихи

---

КиШ - Писатель Гудвин

Писатель Гудвин был творцом строки со стажем
К несчастью всего его друзья перевелись
Но лишь я стал его любимым персонажем
Как у меня проблемы в жизни начались

R: Звездой бестселлера я быть посмертно не хочу
Писатель учтите!
Я тоже вас могу убить. Я с вами не шучу
И вы не шутите....

Проклятый Гудвин снова что-то затевает
Его фантазии преследуют меня
За мной охотятся, следят и угрожают
Народ вокруг не видит то, что вижу я.

R

Я становиться вашей жертвой не желаю
Со мною Гудвин ваши штучки не пройдут!
И цель свою я очень чётко понимаю
Вас самого писатель Гудвин скоро не найдут!

R

Убийца след учуял мой, финал грядёт другой
Писатель спешите!
Стою я за спиной, помятый, но живой
Со мной игра была ошибкой роковой...

@темы: Король и Шут, песни

---

Скука (с)

Малыф Лелант запалел?


- Оу, мальчик гей? Ты, должно быть, Леланд. Келли тебя обожает, - говорит она, по-доброму мне улыбаясь. - А где сейчас твой парень?
- В раю.
- Что? - удивленно спрашивает она.
- Келли решила, что это замечательная идея – раздать гостям корзинки с конфетами. И так случилось, что в этих корзинках есть бон-бон. Так что в данный момент мой парень таскает у всех эти бон-бон. Уверен, что прямо сейчас он жует их.
Ее глаза округлились.
- Знаю. Он извращенец.


- Тебе, наверное, весело с ней было.
Я бросаю на него взгляд, означающий: «Нет, не было».
Он смотрит на меня с выражением: «Оу, прости».

---

про "Историю"

Была какая-то истина, которую я не смогла ухватить, а всякая шелуха итак на поверхности лежит.

---

Иван Мятлев "Фонарики"

Фонарики-сударики,
Скажите-ка вы мне,
Что видели, что слышали
В ночной вы тишине?
Так чинно вы расставлены
По улицам у нас.
Ночные караульщики,
Ваш верен зоркий глаз!

Вы видели ль, приметили ль,
Как девушка одна,
На цыпочках тихохонько
И робости полна,
Близ стенки пробирается,
Чтоб друга увидать
И шепотом, украдкою
"Люблю" ему сказать?

Фонарики-сударики
Горят себе, горят,
А видели ль, не видели ль -
Того не говорят.

Вы видели ль, как юноша
Нетерпеливо ждет,
Как сердцем, взором, мыслию
Красавицу зовет?..

И вот они встречаются,-
И радость, и любовь;
И вот они назначили
Свиданье завтра вновь.

Фонарики-сударики
Горят себе, горят,
А видели ль, не видели ль -
Того не говорят.

Вы видели ль несчастную,
Убитую тоской,
Как будто тень бродящую,
Как призрак гробовой,
Ту женщину безумную,-
Заплаканы глаза;
Ее все жизни радости
Разрушила гроза.

Фонарики-сударики
Горят себе, горят,
А видели ль, не видели ль -
Того не говорят.

Вы видели ль преступника,
Как, в горести немой,
От совести убежища
Он ищет в час ночной?
Вы видели ль веселого
Гуляку, в сюртуке
Оборванном, запачканном,
С бутылкою в руке?

Фонарики-сударики
Горят себе, горят,
А видели ль, не видели ль -
Того не говорят.

Вы видели ль сиротушку,
Прижавшись в уголок,
Как просит у прохожего,
Чтоб бедной ей помог;
Как горемычной холодно,
Как страшно в темноте,
Ужель никто не сжалится -
И гибнуть сироте!

Фонарики-сударики
Горят себе, горят,
А видели ль, не видели ль -
Того не говорят.

Вы видели ль мечтателя,
Поэта, в час ночной?
За рифмой своенравною
Гоняясь как шальной,
Он хочет муку тайную
И неба благодать
Толпе, ему внимающей,
Звучнее передать.

Фонарики-сударики
Горят себе, горят,
А видели ль, не видели ль -
Того не говорят.

Быть может, не приметили...
Да им и дела нет;
Гореть им только ведено,
Покуда будет свет.
Окутанный рогожею
Фонарщик их зажег;
Но чувства прозорливости
Им передать не мог!..

Фонарики-сударики -
Народ всё деловой:
Чиновники, сановники -
Всё люди с головой!
Они на то поставлены,
Чтоб видел их народ.
Чтоб величались, славились,
Но только без хлопот.

Им, дескать, не приказано
Вокруг себя смотреть,
Одна у них обязанность:
Стоять тут и гореть,
Да и гореть, покудова
Кто не задует их.
Так что же и тревожиться
О горестях людских!

Фонарики-сударики -
Народ всё деловой:
Чиновники, сановники -
Всё люди с головой!

8 ноября 1841

---

Асторре Манфреди

Второй поход Чезаре Борджа в Романью развивался успешно — города сдавались при одном лишь приближении его легионов. Говорили, что он, подобно Иисусу Навину, рушит крепостные стены звуком боевых труб. Но вскоре и ему пришлось столкнуться с неожиданно упорным сопротивлением. Таким твердым орешком оказалась Фаэнца.
История любит парадоксы: мужчины трусливо бегут или стараются приобрести мир ценой уступок, а женщина — графиня Риарио﷓Сфорца — сражается до последней возможности, обороняя Форли. И вот, словно для того, чтобы подчеркнуть этот контраст, вторым достойным противником герцога Валентино стал ребенок — Асторре Манфреди, шестнадцатилетний государь Фаэнцы.
Когда армия герцога двигалась к Римини и Пезаро, Асторре, поднявшись на башню, уже видел на дальних холмах блеск оружия и знамена с изображением быка. Он знал, что следующей целью будет его родной город.
Поначалу Асторре хотел бежать — ведь пока что мальчику доводилось лишь слышать и читать о войне, и он не помышлял о схватке с самым опасным человеком в Италии. Но ему не пришлось разделить позор Джованни Сфорца и Пандольфо Малатесты. Род Манфреди удерживал верховную власть в Фаэнце уже двести лет, завоевав своей разумной и честной политикой признательность многих поколений. Сам Асторре был возведен на престол в трехлетнем возрасте, после смерти отца, герцога Галеотто Манфреди. Все управление городскими делами сосредоточилось в руках Совета, но лишь до тех пор, пока юный государь не наберется опыта. И теперь, узнав о приближении Борджа, граждане Фаэнцы объявили, что будут защищать своего законного господина и повелителя.
Но одной преданности недостаточно — нужна еще и сила, а маленькая Фаэнца не располагала необходимыми военными средствами. Тронутый любовью подданных, юноша страстно желал оправдать их доверие — и в то же время боялся навлечь гибель на себя и на тысячи ни в чем не повинных людей. Он еще колебался, когда подоспела неожиданная помощь. Добрые вести пришли с севера.
Дед Асторре, Джованни Бентивольо, властитель Болоньи, уже давно с беспокойством следил за перемещениями ватиканских войск в непосредственной близости от своих границ. Враждебность папы к Болонье не составляла секрета, равно как и то, что ключевые посты в армии Чезаре Борджа занимали смертельные враги Бентивольо — Орсини, Бальони и Мальвецци. Только милость французского короля позволяла городу до сих пор сохранять независимость, но эта гарантия была дорогостоящей и ненадежной. Первостепенное значение для Людовика XII имел союз с папой, а не с Болоньей. Понимая это, Джованни Бентивольо стремился сдержать экспансию до того, как король бросит его на произвол судьбы и ненасытных Борджа. Пограничные крепости представляли собой последний рубеж, и в середине октября из Болоньи в Фаэнцу выехал граф Гуидо Торелла, имевший полномочия предложить Асторре деньги, оружие и солдат для обороны города.
Граф обсудил положение дел с городским советом. Он считал самым разумным отправить мальчика в Венецию, пока враги еще далеко, и после этого заняться военными приготовлениями. Но совет воспротивился, ссылаясь на то, что только присутствие юного государя воодушевляет горожан, а без него никто не захочет сражаться. Скрепя сердце, Торелла согласился с этим доводом.
Скоро слухи о переговорах достигли Рима, вызвав там немедленную реакцию. Папа направил в Болонью грозное послание, в котором запрещал Бентивольо под страхом отлучения от церкви вмешиваться в дела Фаэнцы. Но нужда заставляет обходить любые запреты — и вот полк, предназначенный в помощь Асторре, двинулся на усиление гарнизона крепости Кастель﷓Болоньезе. А секретный приказ, имевшийся у командира, предписывал ему после краткого отдыха в стенах крепости спешить все к той же Фаэнце. Эта нехитрая уловка избавила Бентивольо от прямой конфронтации с Ватиканом, между тем как Асторре получил тысячу обученных солдат. Теперь обороной города могли заняться военные.
Седьмого ноября начались боевые действия: передовые кавалерийские части Вителлоццо Вителли вынудили к сдаче и заняли несколько небольших крепостей, прикрывавших подступы к владениям Манфреди. А через три дня у ворот Фаэнцы уже трепетали на осеннем ветру знамена Борджа: под командованием самого герцога сюда подошли основные силы армии.
Ультиматум был отвергнут, и Чезаре начал готовиться к осаде. Его лагерь расположился к востоку от города, между реками Ламоне и Марцано. Уже на второй день солдаты принялись освобождать сектор обстрела для артиллерии, методично и безжалостно разрушая все постройки, вырубая сады и оливковые рощи и выгоняя тех немногих жителей, кто еще оставался в домах вне городских стен.
Зрелище этих приготовлений доставляло защитникам мало радости. Не все было ладно и в самом городе: обнаружилась измена. Кто﷓то заметил во рву арбалетную стрелу с привязанной к ней запиской, которая оказалась адресованной коменданту Кастаньини. Комендант был арестован и брошен в тюрьму. Отныне всей обороной города распоряжался Джанэванджелиста Манфреди, двоюродный брат Асторре.
На третий день заговорили орудия герцога, сосредоточив огонь на одном из старых бастионов. После непрерывной недельной канонады ветхая кладка не выдержала, и башня обрушилась в крепостной ров, засыпав его обломками. Это произошло утром двадцатого ноября. Обозленные осенней непогодой, холодом и дождями, солдаты кинулись на штурм, не дожидаясь приказа.
События того дня сам Чезаре изложил в письме к герцогу Урбинскому. Он сидел за завтраком, когда раздался страшный грохот. Догадавшись в чем дело, Чезаре выскочил из палатки и увидел беспорядочную толпу — здесь были и его солдаты в красно﷓желтых камзолах, и гасконские стрелки короля Людовика. Все они, не разбирая дороги, бежали к пролому — ведь, по старинному обычаю, первый, кто взберется на стену вражеского города, получает почетную награду. Имелась и еще одна причина для спешки. В случае добровольной сдачи осажденным гарантировалась жизнь и неприкосновенность имущества, а город, взятый штурмом, отдавался на разграбление. Сейчас никто из алчных наемников не думал о смерти от вражеского клинка, боясь только одного — как бы гарнизон Фаэнцы не выкинул белый флаг и не лишил их законной добычи.
Герцог догнал, своих солдат уже во рву. Он﷓то знал, что стихийный натиск не может увенчаться успехом. Оборону здесь держали не только горожане, неопытные в военном деле, но и многочисленное, хорошо обученное болонское войско Бентивольо. Со стен летели стрелы и камни, лились кипяток и горящая смола. Самовольная атака грозила обернуться нешуточными потерями. Побагровев от ярости, Чезаре метался в гуще толпы, выкрикивая команды и ругаясь, хватая за шиворот самых ретивых вояк и отшвыривая их назад. И столь велика была власть двадцатипятилетнего полководца, что ему удалось подчинить своей воле несколько сот обезумевших людей. Эта вылазка стоила жизни одному из офицеров Чезаре, Онорио Савелли, убитому ядром, выпущенным из осадного орудия — артиллеристы, не зная, что происходит у крепости, продолжали бомбардировку. Да и сам герцог едва не был убит камнем, сброшенным с крепостной стены.
Видимо, сама природа решила прийти на помощь осажденной Фаэнце. Туманы, ветер и дождь сменились снегопадом, который начался двадцать второго ноября и вскоре превратился в настоящую пургу. Эта столь редкая для Италии снежная буря продолжалась сутки. Лагерь занесло сугробами, и солдаты коченели в тонких палатках. Ободренные этим обстоятельством, защитники города совершили внезапную вылазку. В рукопашной схватке обе стороны понесли тяжелые потери. А снег все шел.
Как ни досадно было Чезаре признать свою неудачу, выбора у него не оставалось. В конце концов ои приказал свернуть лагерь и готовиться к переходу на зимние квартиры.
Осада превратилась в блокаду. Герцог разместил войска во всех окрестных деревнях, чтобы воспрепятствовать снабжению города или подходу подкреплений. Командиры частей должны были наблюдать за положением в Фаэнце и непрестанно тревожить гарнизон и жителей, изматывая их в мелких стычках.
Впрочем, боевой дух осажденных нимало не пострадал. Парламентеры, посланные герцогом с повторным предложением сдаться, вернулись назад с ответом: «Весь совет и все граждане Фаэнцы единодушно решили — не щадя жизни, по﷓прежнему оборонять права и владения Манфреди».
Удостоверившись, что его распоряжения выполнены и город блокирован, Чезаре с полуторастами кавалеристами и тремя тысячами пехотинцев возвратился в Форли.
Здесь он снова продемонстрировал обычную для него, но совсем нечастую среди полководцев мудрую предусмотрительность в отношениях с покоренной областью. По указанию герцога хозяева каждого дома, где располагались на постой его солдаты, получали денежную компенсацию за понесенные расходы. Любые недоразумения подлежали разбору в городском совете, а в особо важных случаях — у самого командующего. В войсках было объявлено о смертной казни за мародерство и кражу, а это предостережение подкрепилось наглядным уроком: через неделю после прибытия Валентино в Форли зимний ветер уже раскачивал тела повешенных на оконной решетке герцогского дворца. На груди у каждого из казненных висела доска с надписью, сообщавшей его имя, должность и совершенное преступление.
В конце декабря 1500 года Чезаре Борджа с несколькими сотнями лучших солдат перебрался в столицу Романьи — Чезену. Наместником герцога в Форли стал епископ Трани, а военным комендантом — дон Мигель де Корелла (он же Микелетто, Микеле, как именуют его итальянские хроники). Фанатично преданный своему господину, капитан де Корелла держал солдат в не меньшей строгости, чем сам герцог, и беспокоиться за надежность тыла не приходилось.
Резиденцией Валентино в Чезене стал пустовавший до тех пор дворец Новелла﷓Малатеста, спешно отремонтированный и украшенный в соответствии с взыскательным вкусом нового жильца. Рождественский бал, устроенный там герцогом для всех дворян и почетных граждан города, вполне оправдывал утвердившуюся за Чезаре славу безрассудного расточителя. Роскошью и изобилием его пиры всегда являли собой резкий контраст со скромными трапезами старшего Борджа (как мы уже говорили, Александр VI смолоду отличался умеренностью в пище и предпочитал самые простые блюда). Приглашение на ужин к святейшему отцу считалось в Риме куда менее завидным, чем такое же приглашение к герцогу Валентино.
В течение зимы не произошло каких﷓либо заметных перемен в положении Фаэнцы. Правда, был случай, когда небольшой отряд сумел под покровом ночи спуститься в крепостной ров. Забросив на стену веревочные лестницы, солдаты полезли наверх, надеясь без шума перебить стражу и открыть ворота. Но их уже ждали. Внезапно в ров полетели горящие факелы и с ближних башен грянули смертоносные орудийные залпы.
Подхватив раненых, папские гвардейцы бросились прочь, а те, что успели пробраться в город, были схвачены и казнены.
Между тем праздники в Чезене следовали один за другим. Казалось, что герцог совсем забыл о войне, попусту растрачивая время и деньги в кутежах со своими соратниками.
Эти молодые аристократы не пропускали ни одного карнавала в округе, о чем с явным неодобрением упоминает составитель «Diario Cesenate» note 23. Безымянный летописец находил особенно предосудительным участие его светлости в сельских празднествах, проходивших в окрестных деревнях с Рождества до Крещения. Более того, переодетый герцог не только ел и пил вместе с простолюдинами, но и не отказывался выступить в состязаниях силачей и борцов. Вероятно, это были великолепные зрелища, и легко представить досаду какого﷓нибудь деревенского геркулеса, повергнутого наземь холеным городским красавцем, белоручкой с золотисто﷓каштановыми кудрями. Но эти руки, не знавшие иных инструментов, кроме гусиного пера, меча и копья, без видимого напряжения разгибали железную подкову.
Тем временем папа прилагал все усилия, чтобы застраховать Чезаре от возможных неудач в летней кампании. Святой отец считал, что осада Фаэнцы провалилась вовсе не из﷓за плохой погоды — он возлагал вину на дерзкого ослушника Джованни Бентивольо, чьи солдаты позволили малолетнему Манфреди сохранить власть и отстоять город. Свое мнение римский папа красноречиво и обстоятельно изложил в письме королю Людовику, покровительство которого до сих пор обеспечивало независимость Болоньи.
Конечно, Бентивольо скоро узнал об этих жалобах и понял, какие опасности ожидают его. Или папа отлучит его от церкви — тогда он, Джованни Бентивольо, может быть изгнан собственными подданными, или французский король откажется от союза с Болоньей — в этом случае последует вторжение войск Борджа. Страх перед потерей трона оказался сильнее родственных чувств, и Бентивольо отозвал войска из Фаэнцы.
Впрочем, это не принесло ему покоя. Хитрый Александр продолжал свои сетования, живописуя христианнейшему королю происки болонцев и весь вред, причиненный ими планам апостолического престола. В конце концов Людовик посоветовал несчастному Бентивольо не раздражать святого отца и смягчить его гнев какой﷓нибудь дополнительной уступкой. В действительности же Александр, развивая всю эту интригу, от души веселился.
Чезаре был прекрасно осведомлен о происходящем. В начале февраля, перенеся свою штаб﷓квартиру в Имолу, он отправил к Бентивольо посла с требованием сдать крепость Кастель﷓Болоньезе. Пойти на такое унижение болонский правитель не хотел и не мог. Кастель﷓Болоньезе, главный стратегический центр его владений, располагалась на пересечении важнейших дорог и прикрывала подступы к самой Болонье. Поэтому Бентивольо предложил компромисс, горячо надеясь, что Валентино не решится начать новую войну, оставив у себя в тылу непокоренную Фаэнцу. Никак не затрагивая вопрос о крепости и не отвечая ни да ни нет, он выразил готовность снабдить потрепанную боями и непогодой армию герцога всеми необходимыми припасами и снаряжением.
Это был верный ход. Чезаре удовлетворился предложенным выкупом, а папа сменил гнев на милость и даже поблагодарил Бентивольо за щедрую помощь своему возлюбленному сыну.
Когда герцог находился в Имоле, Италию облетел слух о некой мелодраматической истории, связанной с его именем. Речь шла о похищении одной знатной дамы, Доротеи Караччоло. Она гостила у герцогини Урбинской, а затем поехала домой, в Венецию. Какие именно приключения пережила в пути прекрасная Доротея, доподлинно неизвестно, но в Венецию пришла тревожная весть — будто испанцы из армии Валентино остановили ее карету, перебили слуг и увезли красавицу в неизвестном направлении. Передавали, что это беззаконное дело осуществилось по приказу герцога.
«Донесения» Капелло уже получили в Венеции достаточную известность, и никакое новое обвинение в адрес Чезаре не казалось после них невероятным. Муж Доротеи, Джанбаттиста Караччо, кинулся в сенат Республики, требуя восстановить справедливость и покарать наглого похитителя. Вся история выглядела настолько дерзкой, что сенат направил в Имолу специального посла, мессера Маненти. К нему присоединились французский представитель де Тран (он решил завернуть в Имолу проездом из Венеции в Рим) и капитан Ив д'Аллегр.
Начало переговоров не предвещало ничего хорошего. Убежденный в виновности Чезаре, Маненти в самой резкой форме потребовал немедленного освобождения пленницы. Герцог же был не из тех, кто терпит угрозы. Однако, ко всеобщему удивлению, высокомерная речь посла не вызвала у нею ни ярости, ни раздражения. Прежде всего Чезаре поклялся, что ни словом, ни делом не участвовал в похищении, хотя и слышал о нем. Он может лишь предположить имя виновника — Рамирес, в прошлом — командир одного из его отрядов, действительно находившийся в Урбино и пылко влюбившийся в даму, о которой говорил мессер Маненти. Рамирес оставил службу и скрылся, но будет найден и понесет примерное наказание. В заключение, сохраняя серьезный и благожелательный тон, герцог заверил присутствующих, что подозрения на его счет совершенно беспочвенны — женщины Рима и Ромаиьи к нему весьма благосклонны, и он находит их общество достаточно приятным, чтобы не помышлять о похищении венецианок.
Приводя рассказ об этом своеобразном дипломатическом инциденте, Сануто прибавляет, что французский посол был очарован остроумием, манерами и внешностью герцога. Теперь уже де Тран стал заверять своего венецианского коллегу в явной нелепости их первоначального подозрения.
Но невиновность Чезаре Борджа, будь она подлинной или мнимой, не могла утешить оскорбленного мужа Доротеи. Джанбаттиста Караччоло по﷓прежнему осаждал сенат письменными и устными жалобами, и его усилия в конце концов увенчались определенным успехом: выяснилось, что пропавшая красавица находится в каком﷓то монастыре, но где именно — неизвестно. И тут дело приняло совершенно неожиданный оборот: Доротея прислала в Венецию жалобное письмо, в котором умоляла правительство Республики и самого дожа не об освобождении из рук похитителей, а о защите от собственного супруга. Только жестокость последнего вынудила ее искать спасения за стенами монастыря; она готова принять постриг и навсегда удалиться от мира, лишь бы не возвращаться к нелюбимому мужу.
Караччоло вызвали в сенат и ознакомили с письмом. С негодованием отвергнув любые намеки на жестокое обращение с женой, он заявил, что нисколько не сомневается в ее добродетели и не понимает причин ее страха. После долгой переписки и препирательств Доротея все﷓таки вернулась в Венецию, но, по﷓видимому, так и не сумела обрести счастья в семейном кругу. В хронике Сануто есть упоминание о том, что много позднее, в июле 1504 года, она снова взывала к властям, прося разрешение покинуть Караччоло и возвратиться к своей матери.
Такова история похищения венецианской красавицы. Капитан Рамирес, предполагаемый виновник этого нашумевшего дела, вскоре отыскался и, не понеся никакого наказания, был вновь принят на службу герцога. Судя по всему, Чезаре не лгал, уверив послов в своей непричастности к похищению, но, конечно, знал о нем куда больше, чем говорил. Он никогда не унижался до того, чтобы прятаться за спинами подчиненных, но и не терпел с их стороны самоуправства, особенно если оно оборачивалось дипломатическими осложнениями. Поэтому безнаказанность Рамиреса свидетельствует о том, что он был прощен заранее — еще до того, как в Имолу прибыл разгневанный венецианский посол. А вспомнив жалобные письма Доротеи, нетрудно представить, как в действительности развивались события. Пылкий испанец влюбился в венецианку, уговорил ее бежать от опостылевшего супруга и имитировал похищение. Зная нрав герцога Валентино, влюбленная парочка могла не сомневаться, что найдет в нем если не защитника, то хотя бы покровителя. В делах войны и политики Чезаре всегда сохранял беспощадную трезвость суждений, но было бы поистине странно, если бы он, молодой человек XV века, рожденный и воспитанный в Риме, встал на сторону обманутого мужа.
Здесь следует сказать несколько слов о том, как вообще относился наш герой к прекрасному полу.
Женщины играли в его жизни весьма незначительную роль, и ни одна красавица не могла бы похвастаться тем, что из любви к ней герцог пожертвовал хоть малейшей частицей своих планов. Холодный эгоист, Чезаре лишь милостиво позволял им любить себя, оберегая себя от всякой привязанности. Новая любовница значила для него ровно столько же, сколько и предыдущая, и он менял их с полным безразличием, сообразуясь только со своим настроением в данный момент и забывая через минуту после расставания.
Двадцать девятого марта 1501 года войска Борджа вновь осадили Фаэнцу. Несмотря на уход солдат Бентивольо, жители города не помышляли о сдаче. За зиму они исправили повреждения стен и даже выстроили новый бастион рухнувшей башни. Двенадцатого апреля пушки герцога Валентино открыли огонь.
Мужество не изменило защитникам Фаэнцы, хотя их положение становилось с каждым днем все тяжелее. Кончались запасы муки и вина, но торговцы не поднимали цены и ссужали Асторре деньги, чтобы он мог выплатить жалованье солдатам. Даже духовные лица согласились пренебречь долгом повиновения папе, во имя которого велась беспощадная война против их родного города. Священники жертвовали церковную утварь — золото и серебро пошло на чеканку монет, из бронзы отливали мортиры. Женщины Фаэнцы участвовали в обороне наравне с мужьями и братьями — они подносили камни и ядра, поддерживали огонь под котлами со смолой, стояли в караулах, чтобы дать несколько часов отдыха уставшим бойцам.
Восемнадцатого апреля в стене была пробита первая брешь. Борьба с обеих сторон велась с равным ожесточением. В проломе завязалась рукопашная схватка, картечь косила без разбора тех и других, солдаты герцога карабкались по камням под лившимися сверху потоками кипятка и горящей смолы. Четыре часа продолжалась отчаянная резня, пока с наступлением ночи трубы не протрубили отбой. Город снова выстоял.
Чезаре умел ценить мужество не только друзей, но и противников. Он не раз говорил, что завоевал бы всю Италию, будь у него армия, сравнимая храбростью с защитниками Фаэнцы. Теперь герцог изменил тактику, убедившись в бесполезности приступов и не собираясь впустую потерять своих людей. Дело должны были завершить бомбардировка и голод.
Ядра сыпались на Фаэнцу безостановочно днем и ночью. Горожане, ослабевшие от недоедания и бессонницы, не успевали тушить пожары. Появились первые случаи дезертирства, постепенно их становилось все больше. В лагере Валентино истощенных беглецов кормили и отпускали на все четыре стороны.
Единственным исключением стал некий красильщик по имени Грамманте. Этот услужливый человек добился свидания с главнокомандующим и объявил, что может показать слабое место в городских укреплениях, удар по которому наверняка приведет к падению Фаэнцы.
Но сделка не состоялась. Чезаре не нуждался в советах и никогда не поощрял предателей. На следующее утро Грамманте получил свою награду, и вороны, каркая, закружились над виселицей.
К двадцать первому апреля 1501 года город лежал в развалинах, и оборона стала невозможной. Но радость Чезаре была омрачена гибелью одного из лучших офицеров — Акилле Тиберти, убитого при взрыве орудия. Герцог отправил тело покойного друга в Чезену и устроил ему великолепные похороны.
А в Фаэнце Асторре Манфреди созвал городской совет. Бессмысленность дальнейшего сопротивления была очевидна для всех, и после заседания в лагерь Борджа явились послы, чтобы обсудить условия сдачи крепости. Сдавать, собственно, было уже нечего — дымящиеся руины едва ли заслуживали названия города, однако Чезаре принял парламентеров с подобающими почестями и ни в чем не отступил от первоначальных условий, гарантировав всем гражданам Фаэнцы свободный выход и сохранение имущественных прав. Более того — герцог даже отказался от обычной контрибуции (по законам войны побежденный город возмещал все издержки, понесенные победителем за время осады). Он сказал послам, что было бы жестоко отбирать у горожан последние деньги в их нынешнем бедственном положении.
Разумеется, и в этом случае действия Чезаре объяснялись не состраданием, а трезвым расчетом. Мысль о том, что грабить новых подданных невыгодно и неразумно, кажется нам довольно естественной, но лишь немногие монархи средневековья поднимались до осознания этой простой истины. Мудрая умеренность в обращении с побежденными позволяла герцогу делать верными слугами недавних врагов, и глубоко не правы авторы, утверждавшие, будто «походы Валентино сопровождались грабежами и насилием над мирными жителями». Чезаре был слишком умен, чтобы повторять ошибки мелких тиранов Италии. Завоевывая города и области, он искал не добычи, а прочной власти.
Двадцать шестого апреля в госпитале делл'Оссерванца — чуть ли не единственном уцелевшем здании города — герцог принял присягу членов совета Фаэнцы. Вечером того же дня он встретился с Асторре Манфреди. Хрупкий светловолосый юноша, на которого уже обрушилось столько испытаний, пришел к нему, готовый к унижениям. Однако оказанный ему прием был ошеломляющим — Валентино устроил в честь гостя праздничный ужин, обращался с ним как с равным и всячески подчеркивал свое восхищение героизмом защитников Фаэнцы. Красота и ум герцога очаровали Асторре. Когда Валентино упомянул, что будет рад оказать гостю любую помощь, ибо чувствует себя в ответе за его судьбу, бедный мальчик окончательно забыл об осторожности. Ему был предоставлен выбор — самому определить место своей будущей резиденции или войти в свиту герцога, и Асторре без колебаний избрал последнее.
Прежде чем перейти к описанию дальнейших событий, мы процитируем одну из рекомендаций Макиавелли. Она гласит: «Для того чтобы удержать власть над завоеванным княжеством, новый государь должен позаботиться о двух вещах: во﷓первых, ему не следует оставлять в живых ни одного из членов прежнего правящего рода, и, во﷓вторых, ему ни в коем случае нельзя изменять законы и повышать налоги». Второй пункт не вызывает никаких возражений. Первый так же разумен, но бесчеловечен, как и все, связанное с борьбой за власть.
Чезаре Борджа не совершал бесполезных жестокостей постольку, поскольку это зависело от него. Многие противники герцога оказывались в его власти и сохраняли жизнь — достаточно вспомнить Пандольфаччо Малатесту и Катерину Сфорца. Чезаре не ведал жалости, но не испытывал и радости при виде чьих﷓то страданий.
И все же Асторре Манфреди был обречен. Его смерть предопределялась вовсе не злобой или мстительностью Валентино, а любовью подданных. Чезаре оставлял в живых тех правителей, чьи прежние деяния лишали их всякой надежды вернуться на трон. Но Асторре, юный герой, ничем не запятнанный и всеми любимый, являл собой пример совсем иного рода. Асторре был опасен, ибо он мог сделаться живым знаменем заговоров и восстаний.
В начале июня герцог возвращался в Рим; Асторре и Джанэванджелиста находились в его свите. Папа, обрадованный благополучным завершением похода, решил освободить графиню Риарио﷓Сфорца, о смягчении участи которой просил и французский король. Двадцать шестого июня Катерина оставила мрачные своды замка св. Ангела и, получив дозволение святого отца, выехала во Флоренцию. Но в тот же день кованые ворота замка затворились за братьями Манфреди. Об их дальнейшей судьбе достоверно известно только одно: ни тот, ни другой уже не вышел живым за пределы крепости.
Запись в дневнике Бурхарда, сделанная годом позже, извещает, что тело Асторре, с камнем на шее, вытащили из Тибра какие﷓то рыбаки. Вместе с ним было найдено еще несколько утопленников, в том числе двое молодых людей и одна женщина.
В сообщении венецианского дипломата Джустиниана (он сменил в Риме Паоло Капелло) говорится примерно то же самое: «Рассказывают, будто сегодня ночью обоих пленных властителей Фаэнцы и их сенешаля утопили в Тибре». Столь же скупо описывает события феррарский посол. А в хрониках Фаэнцы нет вообще никаких упоминаний о смерти братьев Манфреди.
Но и того, что мы знаем, вполне достаточно. Гибель Манфреди, какими бы государственными соображениями она ни оправдывалась, остается тяжким преступлением по любым человеческим меркам. Чезаре Борджа обещал юношам жизнь и свободу, они поверили ему — и были убиты. Поступок герцога отвратителен сам по себе, но любопытно, что один из позднейших авторов, а именно Гвиччардини, счел необходимым дополнить эту историю особо гнусной подробностью, написав, будто убийству предшествовало насилие: «Saziata prima la libidine di qualcuno» note 24. Подобной выдумке не поверил даже Вольтер, заядлый атеист и деятельный противник церкви. Здесь можно только согласиться с его словами о том, что Гвиччардини «был готов проникнуть в пекло, лишь бы добыть какое﷓нибудь новенькое злодеяние Борджа или хотя бы рассказ о таковом».

---

"Мирный договор, подписанный в Баньоле в августе того же года, стал в буквальном смысле причиной смерти Сикста, умершего, как ни прискорбно это признавать, от злости. Ознакомившись со статьями Баньольского трактата, папа пришел в неописуемую ярость, крича, что никогда не согласится со столь унизительными условиями. Его старое сердце не выдержало, и на следующий день, двенадцатого августа 1484 года, Рим узнал о кончине Сикста IV."

"Но старому королю не суждено было выпить до дна чашу унижения. Пришла тревожная весть: неаполитанские послы высланы из Франции.
Этот удар добил несчастного короля, и он скоропостижно скончался двадцать пятого января 1494 года, в горестном предчувствии скорой погибели, надвигающейся на его род и страну."

(с) Сабатини "Жизнь Цезаре Борджа"

@темы: цитаты

---

вот очередное дежавю... и по нему я должна сделать эту надпись

---

Как решаются в нашей семье все проблемы?
Долгая загрузка, осознание, потом крики, убеждения, deny, потом крики, понимание, смех, решение проблемы. Точка.

- Кать, просто нужно твоего огромное желание, чтобы изменить это.
- У меня есть огромное желание не платить им деньги!
*смех*
- Ну значит вот, решили.

---

а, еще. Поразила одна фраза и заставляет задуматься...
в рассказе главный персонаж прокручивает в голове все свои воспоминания. И грустные и радостные. А потом думает, что их надо беречь, потому что они легко рассыпаются.
Я вот тоже уже думаю, что в моих руках лежит черная земля. И совсем щепотка, как горсть земли взятая от родного дома.
Я впервые не спала по дороге в деревню. Дважды. Сидела и читала.
Самое прекрасное, что есть в этой жизни = = ... это выходить после бани, после того, как хорошо попарился, на порог и смотреть вдаль. Там где лес и кусок поля между домов. И где даже снег еще лежит полоской. И голубое небо... И слабый теплый ветер и ласковое солнце. И вечер наступающий на пятки. И где любимая кися и наступающее лето.

---

Проекты нашего сайта вырвались на первые два места в топе аниманги. Яху! Но Ока-сан...